Пиотровский, директор Эрмитажа.
Это словосочетание уже много лет является привычным не только для многих ленинградцев/петербуржцев, но и для жителей других городов и стран. Это и неудивительно, ибо Эрмитаж является одним из крупнейших музеев мира, которому в 2014 году исполнится 250 лет.
Музей основан в 1764 году императрицей Екатериной II на базе её коллекции. В настоящее время экспозиция музея расположена в более чем в 350 залах, находящихся в пяти зданиях: Зимний дворец, Малый Эрмитаж, Большой (Старый) Эрмитаж, Эрмитажный театр, Новый Эрмитаж.
Главный вход в музей – парадный Иорданский подъезд Зимнего дворца (с набережной Невы).
В Эрмитаже представлено более 3 миллионов экспонатов – от древнейших времён до наших дней. Среди них – подлинники Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля, Тициана, Рембрандта, Рубенса, Ренуара,Сезанна, Моне, Мане, Писарро, Ван Гога, Матисса, Гогена, скульптуры Родена.
В 1964 году директором Эрмитажа был назначен Борис Борисович Пиотровский (родился 14 февраля 1908 года), выдающийся учёный, который руководил музеем до самой своей кончины 15 октября 1990 года. Преемником Бориса Борисовича является его сын Михаил Борисович Пиотровский.
Судьба свела меня, автора публикуемой ниже статьи, Бориса Шкурович-Хазина, с Борисом Пиотровским в последние дни его жизни. Как я сказал, моя статья, представляющая собой его воспоминания в виде моего интервью с ним, была опубликована к годовщине смерти академика в газете «Новый Петербургъ» и теперь я предлагаю ее вниманию читателей.
Но вначале мне хочется сказать несколько слов о себе и о том, как создавалась эта статья.
Я – инженер, журналист, международный мастер по шахматам. Работал главным специалистом проектного отдела в Ленинградском Научно-исследовательском и проектном институте галургии (раздел химической технологии по производству минеральных солей), одном из крупнейших исследовательских центров. Сотрудничал с больницей Академии наук СССР, помогая в закупке медицинского оборудования. Во время медицинского обследования в этой больнице я находился в одной палате с Борисом Борисовичем Пиотровским, знаменитым директором знаменитого Эрмитажа. К нашей встрече применимо: "Не было бы счастье, да несчастье помогло!". В больнице я познакомился и с семьёй Пиотровского: женой Рипсимэ Михайловной Джанполадян-Пиотровской, известным учёным, выдающимся археологом-востоковедом, сыновьями Михаилом, нынешним директором Эрмитажа, и Левоном, доктором химических наук.
Моя статья, приуроченная к годовщине смерти Бориса Борисовича, была опубликована в газете «Новый Петербургъ». Прежде чем отдать её в редакцию, я показал её Михаилу Борисовичу Пиотровскому, который в то время занимал должность заместителя директора Эрмитажа, а затем, по его просьбе, и Рипсимэ Михайловне. Она внимательно статью прочитала и сделала ряд замечаний, которые я учёл. Вскоре статья была опубликована. Мои контакты с Рипсимэ Михайловной продолжались. Она подарила мне несколько семейных фотографий, рассказывала о своих внуках, сыновьях и делах музея. Рипсимэ Михайловна принимала активное участие в изданиях книг Бориса Борисовича "Страницы моей жизни», Санкт-Петербург, 1995 и ”Путевые заметки», Санкт-Петербург, 1997. Эти книги с её дарственной надписью я бережно храню и часто перечитываю. Она скончалась на 87 году жизни в 2004 году.
Б.Б. Пиотровский поддерживал дружеские отношения с директором Русского музея в Петербурге Владимиром Гусевым и директором Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве Ириной Антоновой. Я встречался с В.Гусевым и И.Антоновой, и они много и тепло говорили о своем друге Б.Б. Пиотровском.
* * *
Так уж повелось, что имя или фамилию известного человека в обществе упоминают, обычно не отделяя от должности или звания. Мы говорим: маршал Жуков, академик Сахаров, царевич Алексей. Подобное устойчивое сочетание становится для человека как бы оболочкой, проникнуть во внутрь которой удаётся далеко не каждому. Тем удивительней и памятнее становятся встречи с людьми в обстановке, не связанной с должностными контактами.
Более года тому назад перестало биться сердце академика, директора Эрмитажа Б. Б. Пиотровского. По воле судьбы мне довелось общаться с Борисом Борисовичем едва ли не в самые последние дни его жизни, и это помогло мне близко узнать замечательного человека, простого и сердечного в отношениях, наделенного немалым чувством юмора... Та же судьба свела нас вместе в реанимационной палате больницы Академии наук, что на проспекте Мориса Тореза. Меня с диагнозом "инфаркт" ввезли туда на каталке и переложили на кровать. А на койке напротив, у входа лежал Пиотровский. Датчик передавал на экран данные о состоянии его здоровья. Врачи, сестры и нянечки, все в зеленых халатах и шапочках, напоминали инопланетян. Меня предупредили о "правилах поведения" тяжелобольных: не подниматься с кровати, не делать резких движений...
После того, как врач и сестры удалились, Борис Борисович осторожно повернулся ко мне:
– Давайте знакомиться... Пиотровский... В согласии с этикетом полагалось бы обменяться визитками...
Я ответил, что моя визитка осталась в камере хранения вместе с вещами, что зовут меня Борисом Михайловичем и что Бориса Борисовича я заочно знаю уже давно. Улыбаясь, Пиотровский заметил, что мы с его внуком – тезки...
Будем откровенны: не каждый день приходится встречаться с академиками. Сутки мы были вдвоем в ограниченном пространстве палаты, и мне все было интересно. Естественно, мы все время беседовали, отвлекаясь лишь на процедуры. Я чаще спрашивал, и получалось нечто вроде интервью. Думаю, что некоторые ответы Бориса Борисовича будут интересны читателям.
В больнице прежде всего говорят о болезнях. У Бориса Борисовича была глаукома. Для лечения больному прописали какое-то сильнодействующее средство, которое, вроде, дало осложнение на сердце. Поэтому учёный лежал в кардиологическом отделении. Но ещё больше, на мой взгляд, ухудшили его здоровье разногласия, возникшие между учёным-руководителем и не слишком компетентным, зато весьма амбициозным советом трудового коллектива музея, который был создан в угоду новой управленческой моде. Горько это было Пиотровскому, пришедшему в музей ещё подростком в 1922 году и возглавлявшему Эрмитаж с 1964 года.
После обеда произошел инцидент, после которого Борис Борисович долго смеялся. Ученого пришла навестить жена, Рипсимэ Михайловна. Но так как в реанимационную палату вход запрещен, посетителю и больному пришлось разговаривать с помощью передвижного видеотелефона. После окончания разговора Борис Борисович сказал мне:
– Я так разговариваю второй раз. Первый раз – с Г. Романовым, первым секретарем Ленинградского обкома КПСС. Как-то по делам музея я пришел к нему на прием. В приемной мне сказали, что Романов занят, собирается уезжать, и предложили переговорить с ним по видеотелефону...
Тогда я, в свою очередь, рассказал Борису Борисовичу о том, как к Романову однажды пришла на приём старая большевичка и в ответ на предложение говорить по видеотелефону страшно возмутилась и всех изругала. С тем и ушла... Я спросил у Пиотровского, почему он тогда тоже не ушел, и услышал в ответ: "«Я же пришел не по своим личным делам. Ради музея приходилось многое терпеть..."
В свое время по городу ходили слухи о том, что для свадьбы своей дочери Романов потребовал сервиз из Эрмитажа, что Пиотровский ему отказал и из-за этого отношения между директором и первым секретарем осложнились.
– Ничего подобного не было! – возразил ученый. – Романов ничего не просил, так что мне ему не надо было отказывать. Но отношения между нами были натянутыми... Однажды ко мне приехал старый знакомый (Этот "старый знакомый" & Валентин Михайлович Фалин (родился 3 апреля 1926 года в Ленинграде), который и рассказал в ЦК о неурядицах в Эрмитаже. В.Фалин в 1950 году закончил МГИМО. С 1959 года работает в МИД СССР, где проработал около 20-и лет. Широко эрудированный Валентин Михайлович писал тексты речей и выступлений Н.Хрущёва. По его поручению он писал все послания первого секретаря президенту США Д.Кеннеди. Он был составителем многих речей А.Громыко, в частности, его выступлений в ООН. Его бескомпромиссность в отстаивании своего мнения по ряду вопросов внутренней и внешней политики СССР, вызывало неприязнь власть имущих. На страницах сайта: ЛЮДИ PEO-PLES.RU от 20 мая 2011 года можно прочитать: "…Эксперты, включая Фалина, постоянно доводили до сведения советского руководства мысль, что участие в гонке вооружений, спровоцированной США, не сулит стране ничего хорошего, ибо Москва по сути обслуживала американскую линию "довооружения до смерти".
Агония советской системы, по мнению Валентина Михайловича, началась не с вводом войск в Афганистан, а за несколько лет раньше, в 1975-1976 годах, когда в стране стартовало около дюжины новых военных программ. Это стоило дополнительных многомиллиардных урезаний в социальной сфере. Переубедить Андропова, Громыко и Устинова было невозможно. В 1982 году из-за конфликта с Ю.Андроповым (поводом для чего стал афганский конфликт и советско-польские отношения) В.Фалин перешёл в газету "Известия" в качестве политического обозревателя… Действительно, В.Фалин в 1971-1978 годах - Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Федеративной Республике Германия. В 1992 году он переехал в Германию, где работал профессором истории в Институте изучения проблем мира и безопасности в Гамбургском университете. В 2000 году вернулся в Россию, работал послом в одной из стран. В разговоре с ним я посетовал на кое-какие неурядицы в музее. Он, в свою очередь, рассказал об этом в ЦК, и это дошло до Романова, который вообще был очень мнительным. Отсюда, возможно, и пошла неприязнь. Доходило до смешного: присвоение мне звания Героя Социалистического Труда было задержано Романовым на пять лет! Кстати, он ни разу не был в Эрмитаже. В отличие от него Ю. Соловьев, будучи первым секретарем обкома, часто выезжал (даже без охраны!) посмотреть новые выставки...
После телевизионного свидания с женой Пиотровский рассказал, что в 1942 году он вместе с академиком И.Орбели выезжал в Ереван, принимал участие в археологических экспедициях, где и познакомился со своей будущей женой... С гордостью Борис Борисович рассказал, что сыновья, Михаил и Левон, пошли по его стопам, стали учеными: Михаил – доктор наук, арабист; Левон – кандидат наук, заведующий лабораторией экспериментальной медицины.
Говоря об Армении, мы не могли не затронуть темы о многострадальном Нагорном Карабахе. Ученый сказал так:
– Нагорный Карабах – боль Армении. Я не доверяю официальной прессе и всю достоверную информацию получаю от брата жены, живущего в Ереване. Азербайджан не хочет отдавать Карабах из-за прекрасных пастбищ: политика и экономика были тесно связаны...
В Ереване, – продолжал Пиотровский, – у нас была квартира, где мы работали, приезжая в Армению. Мы отдали ее со всей обстановкой беженцам после армянских погромов в Баку и Сумгаите и после губительного землетрясения... Очень хочется, чтобы на этой истерзанной земле воцарился мир...
Узнав, что я шахматист, Борис Борисович признался, что очень любит шахматы, в молодости играл много, а сейчас ввиду занятости почти не играет, но любит решать задачи и этюды. Однажды в сеансе одновременной игры ученый выиграл у Г. Левенфиша, чем очень огорчил гроссмейстера.
Было приятно, когда Борис Борисович нашел выигрывающую комбинацию и в моей партии на одном из турниров. Позицию я поставил на карманных шахматах, которые всегда со мной, и передал их соседу через нянечку... Мы много беседовали об этике, о поведении человека в игре, в экстремальной обстановке, об умении себя держать и выглядеть достойно в любой ситуации.
В Эрмитаже, как известно, много сотрудников преклонного возраста. Я поинтересовался: что, никто не увольняется?
– Настоящие «эрмитажники» не уходят, их выносят через специальные двери музея, – заметил ученый.
– Вы встречались со многими людьми. Кто запомнился вам 6ольше всего?
– Ираклий Андроников, с которым мы занимались в Ленинградском университете. А из иностранцев – Шарль де Голль и Гамаль Абдель Насер, один из умнейших людей, которых я когда-либо встречал...
На следующий день, убедившись, что наше состояние улучшается, врачи перевели нас в обычные палаты. Я заглядывал к Пиотровскому по несколько раз в день. Дело, казалось, шло на поправку, как вдруг через неделю Бориса Борисовича сразил инсульт. На эту беду откликнулись люди из многих стран: лекарства присылали из США, Франции, Англии, Италии, Германии, как это было в 1962 году, когда после автомобильной катастрофы пытались спасти академика Льва Ландау.
Увы, все было тщетно... ...Когда я показал эти записи Рипсимэ Михайловне, она сказала, что дело Бориса Борисовича Пиотровского в Эрмитаже продолжает его старший сын Михаил, которого пригласили на должность заместителя директора по научной работе. В 1992 году Михаил Пиотровский стал директором Государственного Эрмитажа.
Прекрасная преемственность!
Борис ШКУРОВИЧ- ХАЗИН, Филадельфия, США
|
